Форум музыкального проекта «КО'н'ГО»

МОЯ ГИТАРА – МОЯ ЖИЗНЬ

Наш земляк – кременчужанин Игорь Золотарёв – композитор, гитарист, был одним из самых глубоких и тонких современных музыкантов. Это не только общепринятое мнение среди любителей
музыки, музыкантов-профессионалов и журналистов, но и репутация,
завоеванная годами самоотверженного служения искусству. На чем это
мнение основано?

Во-первых, Золотарёв - гитарист-виртуоз в самом точном и прямом
смысле этого слова. И, кроме того, - виртуоз-изобретатель.

Во-вторых, виртуозность никогда не была для него самоцелью. Наоборот,
Игоря Золотарёва от многих его коллег отличала фантастическая
музыкальность, трепетное и бережное отношение к каждому исполняемому
звуку, нюансу, штриху. Золотарёв - настоящий, бескомпромиссный
"перфекционист". В любой записи или концертном выступлении он
стремился только к исключительному художественному совершенству.

Наконец, абсолютно разнообразны его стиль и музыкальное мышление: джаз, блюз, рок, гитарная классика. И все это - без тени какой-либо эклектики, без каких-либо уступок плохому вкусу или дурной «попсе».

Игорь ушел из жизни в феврале 2006 года. Он умер в Израиле от разрыва аорты на пике творческой карьеры, представив одну из ярчайших фигур в израильской музыке. Ему было 48.

Круг почитателей творчества Игоря Золотарёва( псевдоним - Gary Gold) ширится и после его смерти. Российские музыкальные знаменитости, с которыми работал Игорь - Ирина Понаровская, Михаил Файзенберг, Владимир Мигуля признавали и признают его несомненное мастерство и уникальность музыкального мышления.

Уникальность творчества Игоря Золотарёва заключается еще и в том, что он одинаково органично чувствовал себя на одной сцене и с рок артистами, и с джазменами, и с исполнителями "мировой музыки", и даже с классическими музыкантами и «народниками».

Золотарёв написал музыку для сборной Израиля по легкой атлетике на олимпийских играх в Афинах, сотрудничал с оркестром под управлением Дерола Маккензи (радио и телевидения Сиднея), являлся автором мюзикла «Дети Адама», который успешно был поставлен на израильской сцене. Создал множество прекрасных «уровневых» музыкальных произведений для израильских и российских звёзд.

Последний, записанный незадолго до смерти, сольный альбом Игоря Золотарёва "Why"(2006) знаменует собой возврат к гитарному инструменталу. Пока на музыкальной сцене господствует гранж, виртуозное исполнение вряд ли будет в моде. Однако альбом "Why" лишний
раз доказывает (если, конечно, требуются доказательства), что прочувствованная и искренняя музыка - явление вневременное.

Не так давно, в мае этого года, израильское издательство «Гешарим», небольшим тиражом, выпустило в свет воспоминания Игоря Золотарёва в серии «Обнаженная натура. Хождение по нотам».

Представляем кременчужанам краткие выдержки из этой книжицы, где Игорь Золотарёв делится воспоминаниями о своем творческом пути.

ДО моего увлечения музыкой, ничего интересного со мной не происходило.
С тех пор, как я себя помню, всегда хотел учиться играть. Наконец мама
купила мне гитару, дядя Семён подарил самоучитель - и я "отключился" от
всего на свете. Самостоятельно выучил ноты, приготовил какой-то этюд и
пошел поступать в одну из музыкальных школ города Кременчуга. Меня не
просто не приняли, но преподаватели даже посоветовали моим родным,
чтобы я навсегда забыл о гитаре: никаких музыкальных способностей у
меня выявить не удалось. К счастью, об этом суровом "приговоре" я
узнал через много лет, уже став профессиональным гитаристом. А тогда,
в детстве, я продолжал терзать струны, с утра до ночи крутил на радиоле
записи
и слушал, слушал, слушал... Тут Судьба свела меня с настоящим учителем.
Он в буквальном смысле подобрал меня на улице: прогуливался по парку, где
мы с ребятами бренчали на гитарах, и остановился. Подошел, послушал,
взглянул на мои пальцы и тут же сказал, что хочет со мной заниматься.
Я забросил все на свете, начал играть сутки напролет - даже засыпал с
гитарой в руках. Через полтора года таких занятий обо мне заговорили
в городе. В тринадцать лет я уже играл на "взрослых" танцах, чем,
конечно, страшно гордился. К шестнадцати годам я закончил школу:
мама отправила меня в первый класс шестилетним, потому что уже к тому
времени я дорос до ста семидесяти сантиметров... Однажды к нам в
Кременчуг приехала на гастроли популярная в то время рок-группа "Парни
Таврии". Узнав, что они работают без гитариста, я, набравшись наглости,
после концерта отправился за кулисы. Музыканты - взрослые, даже старые,
как мне показалось, люди (самому солидному, думаю, было лет тридцать)
- посмотрели на меня весьма скептически: я был длинный, худющий,
неуклюжий... Мне предложили что-нибудь сыграть, послушали
- и взяли на работу. Так я стал артистом эстрады. И началось...
Мои первые гастроли проходили на лучших площадках Москвы и Ленинграда,
я не расставался с гитарой. Мечта сбылась: я попал на профессиональную
эстраду. Успех, поклонницы, деньги - я зарабатывал втрое больше своей мамы.
Вскоре я познакомился с потрясающим скрипачом Вениамином Клейманом -
человеком, во многом определившем мою судьбу. Он мне посоветовал
оставить на время работу и пойти учиться. Помню, как сильно я переживал,
уже не представляя себя вне сцены, но Клейман меня убедил. Я ушел из
филармонии и собрался поступать в Кировоградское музыкальное училище,
но эстрадного отделения там не было. Так как играл я с помощью медиатора,
классическая гитара мне не подходила - оставалась домра. Купил я, помнится,
за двенадцать рублей инструмент и начал брать частные уроки у домристки.
За три месяца освоил домру, после чего поступил в Полтавское музучилище
на отделение народных инструментов. Тут появилась дополнительная
трудность: выяснилось, что музыканту - "народнику" нужно играть еще и на
баяне. На занятия по баяну я шел как на эшафот: мне, хоть тресни, никак не удавалось в одно и то же время играть и
растягивать меха... Но "несовместимость" с баяном мне прощали: уже
на втором курсе я исполнял на домре "Полет шмеля", что для студентов
- большая редкость.

РЕшительно все преподаватели училища считали меня очень способным студентом, но в армию в 1975 году меня все равно забрали. Вообще-то способности мои здесь не при чем, просто я, как всегда, отличился: собрался в Израиль и даже получил вызов. Сейчас неловко об этом говорить: вокруг - одни сионисты и отказники, но я, честное слово, стремился сюда. Еще в детстве мне объяснили, что я, еврей, - человек второго сорта. В школе меня постоянно дразнили и били, сдачи я давать боялся: обидчиков было много... Пожаловаться домашним мне тоже почему-то было страшно. Забегая вперед, скажу, что эти мои комплексы остались в детстве: всем своим врагам я со временем отомстил. А детские синяки, возможно, и определили мою судьбу: я стал человеком замкнутым, ни с кем не дружил, никуда не ходил. В отличие от моих сверстников, которые дни напролет гоняли футбольный мяч, я много читал и, конечно, занимался музыкой... Итак, собрался я ехать в Израиль, но маму, члена партии, уважаемого в городе человека, вызвали в КГБ и настоятельно посоветовали не давать мне разрешения на выезд. Буквально в течение нескольких дней меня отправили служить на Байконур - вот для этого ничье разрешение не понадобилось. Ни о какой музыке речи не было: меня послали на бетономешалку. А когда служба закончилась, с меня, как водится, взяли подписку о невыезде. На десять лет.

МИнули армейские будни, в 1977 году я вернулся домой, восстановился как музыкант и вскоре Анатолий Пащенко, руководитель легендарной Полтавской группы "Краяне", пригласил меня к себе. Стать гитаристом одного из лучших коллективов на Украине было для меня, конечно, большой удачей. Работа закипела. За год мы сделали новую программу, представляющую чрезвычайно интересный синтез украинской фольклорной музыки и рока, и провезли ее по всему тогдашнему Союзу. Зрители, не понимавшие украинской речи, прекрасно принимали нас и в Грузии, и в Казахстане, в Сибири, в Прибалтике и Белоруссии... А в 1979 году наша группа заняла первое место на Республиканском конкурсе артистов эстрады в Киеве. Помню, подъезжаем мы на старенькой "Кубани" к шикарному Дворцу культуры "Украина", народ подбегает: "Что за ансамбль приехал?" Выходит гордо из машины наш барабанщик и отвечает: "Роллинг Стоунз"! А мы все обуты в одинаковые кеды с надписью фломастером: "Краяне"... За первое место нас пообещали премировать поездкой в Канаду. Мы уже разрабатывали рекламу и на английском, и на французском, но вдруг вместо нас поехала "Кобза", занявшая третье место... Такого удара я, личность крайне эмоциональная, перенести просто не смог. Получив к этому моменту "корочку" об окончании музучилища, я съездил с "Краянами" в последние гастроли по «Совку», распрощался с ребятами и рванул в Москву.

ФАктически, в столице у меня не было никого, кроме единственного знакомого - музыканта Володи Пругло. Приехал же я только потому, что четко понял: на Украине мне больше "ловить" нечего. Не случайно нашу замечательную республику музыканты называли "испытательным полигоном". Лучшие ансамбли - в Москве; радио, телевидение, газеты - там же... На что я рассчитывал? Во всяком случае, не на то, что буду играть в ресторанах, хотя несколько раз меня туда звали. Эта работа, к слову, очень неплохо кормила, но в то время мне казалось, что если хотя бы раз сыграю в ресторане, - вся моя жизнь полетит в черту. Сейчас-то мне абсолютно "по барабану", но тогда я ни за что не хотел становиться кабацким музыкантом. И - не стал. Недавно, выступая в Хайфе, я неожиданно встретился с прекрасным администратором Юрием Петровичем Капланом - оказывается, он тоже живет в Израиле. А тогда мы с ним решили на базе Россконцерта при Ульяновской филармонии создать группу "Золотая середина". Все кругом над нами просто потешались: в то время велась беспощадная борьба с рок-музыкой. Хорошо помню, как Саша Ситковецкий из группы "Автограф" говорил: "Странно, ребята: тут не знаешь, как со старым выжить, а вы что-то новое затеваете". В итоге, он оказался абсолютно прав. Наш коллектив долго держали на "репетиционке", потом программу мы сдавали двенадцать раз, но комиссия ее так и не приняла. Я здесь встречал кое-кого из членов той комиссии, они мне признавались: "Игорь, звучали вы отлично, но, сам понимаешь, - время такое было..." Понимаю, не дурак... В общем, программу нам "зарубили" - и я решил возвращаться на Украину. Сижу в ульяновской гостинице на чемоданах, настроение отвратительное - вдруг звонит Каплан (он жил там же, этажом выше): "Поднимись-ка срочно ко мне". Я поднялся - и с этой самой минуты в моей жизни все переменилось.

СОЛЬ заключалась в том, что в номере у Каплана сидела гостья - Ирина Понаровская. Оказывается, она приехала в Ульяновск с гастролями. Коллектива у нее в тот момент не было, и она собиралась петь под фонограмму. С Капланом они встретились случайно, он рассказал Понаровской о нашей группе, и Ира в ту же минуту выдала мне "болванки" четырех песен. Мы с ребятами должны были все выучить и на следующий день выступить с Понаровской на стадионе. Без единой репетиции! Я мигом собрал команду, за ночь мы вызубрили свои партии назубок - и на следующий день концерт прошел просто блестяще. Понаровская тут же предложила нам работать с ней - сразу после этого все нас резко залюбили. Забавно: раньше "Золотую середину" клеймили, нас называли бездарными; газеты писали, что мы вообще играть не умеем. А тут буквально за одну ночь мы, выходит, научились играть... Ладно. Я должен признать, что настоящей сценической культуре я действительно научился у Иры Понаровской. Работа с ней - поистине счастливый период моей жизни, который длился почти три года и закончился по объективным причинам: Ирина ушла в декрет и родила Энтони. Мы отработали последний концерт в Кургане, когда Понаровская была уже на седьмом месяце, - и все... Потом Ира долго сидела с ребенком, а я должен был как-то кормиться. Переиграл я с массой коллективов и отдельных исполнителей, начиная от "Веселых ребят" и кончая Поладом Бюль-Бюль Оглы. Дольше всех сотрудничал с композитором Владимиром Мигулей. Такая великолепная аппаратура, как у него, в Союзе была еще только у Аллы Пугачевой и группы «Рицетал». А наличие аппаратуры позволяло нам с Володей приглашать кого угодно, диктовать исполнителям свои условия. Вообще от покойного Володи Мигули я не видел ничего худого, кроме добра. Недавно российское телевидение, здесь в Израиле, транслировало вечер памяти Мигули, и начиналась передача с песни, которую мы с Владимиром Георгиевичем вдвоем возили на Витебский советско-польский эстрадный фестиваль. Представьте себе: сижу я в Герцлии, смотрю телевизор и вдруг слышу: "Скрипка Паганини". Композитор и исполнитель Владимир Мигуля, аранжировщик и гитарист - Игорь Золотарев"... И я вспомнил тогда, как лихорадочно делал эту аранжировку, в горячке черкал ноты, а Мигуля аккуратно переписывал их своим каллиграфическим почерком. Так мы работали всю ночь, а утром выпили по бутылке кефира и пошли на репетицию... Мигуля мной дорожил, да и платил очень хорошо. Работой я был доволен, попутно еще числился в Харьковской консерватории на отделении композиции теоретического факультета. Все бы хорошо, если бы не...

ЛЯгаться, брызгать слюной, размахивать кулаками, доказывая свою правоту, я не умею. Да и потом, все вышеперечисленные способы борьбы ни к чему бы не привели. Даже полное материальное благополучие, которое наступило во время работы с Владимиром Мигулей, не устраивало меня по одной простой причине: вся работа шла только под фонограмму, говоря языком "лабухов" - под "фанеру". Для меня, "живого" музыканта, было дико на концертах притворяться, что играю я, в то время как на самом деле вместо моей гитары звучал магнитофон. Может быть, того, кто играть не умел, это вполне устраивало: "бабки"- то все равно идут... Началось полное непотребство: набирали красивых пластичных мальчиков из цирковых училищ, которые во время соло крутили с гитарой сальто - это было в порядке вещей. В один и тот же день на двенадцати площадках разных городов Советского Союза одновременно выступал "Ласковый Май"... Ну как можно себе представить, что Ростропович играет на виолончели под фонограмму? А ведь гитарист, исполняющий соло, тоже, в общем-то, чувствует себя как-бы Ростроповичем - он, может, и хуже играет, но выкладывается ничуть не меньше. Заставить себя смириться с этой дикостью я не мог. Можно терпеть месяц, полгода, год, но - всю жизнь? Десятилетие моего "невыезда" закончилось еще в 1987, я вспомнил о своем давнем желании жить в Израиле и надумал убежать от «фонограммщины». А тут еще началась массовая волна отъездов... Приятели были в шоке, советовали обратиться к психиатру: за месяц-полтора работы я мог купить "Жигули"... Но я оставил все – квартиру в Кременчуге, так и не случившуюся в моей жизни машину; взял с собой сто пятьдесят два доллара, разрешенные тогда к вывозу, чемодан, гитару и поехал.

СИдя в самолете, я ничего не соображал: в Шереметьево(а тогда эммигранты улетали оттуда) пришлось оставить инструмент. Я и понятия не имел, что, оказывается, на вывоз моей шикарной гитары требовалось специальное разрешение Министерства культуры, а узнал я об этом, уже проходя таможенный досмотр... Продолжение моей абсорбции последовало в израильском аэропорту имени Бен-Гуриона. Сейчас-то я в разводе, а тогда был женат. Но в Израиль я прибыл один: жена поначалу и слушать не хотела об отъезде, но потом, сменив гнев на милость, все же решила послать меня "на разведку". И вот когда в аэропорту заполняли мои документы, на вопрос о семейном положении я честно ответил: "женат". Компьютер же, как я узнал спустя много времени, дал сбой, так как из Сохнута поступила информация, что я - "одиночка". Народу тогда эмигрировало великое множество, возиться со мной чиновникам было некогда... Короче, мне выдали триста шекелей и послали в отделение абсорбции. Я еще удивился: вокруг люди какие-то чеки получают, а мне, значит, выдают "наличманом" и посылают в загадочную "мисрад клиту"(Министерство Абсорбции). Ладно, поехал я в холонскую гостиницу, вперед заплатил хозяину за проживание, выяснил, где эта самая "Мисрад Клита" находится. Прихожу - там забастовка. Бастовали они очень долго - полтора месяца; деньги же мои закончились очень быстро. Хозяин гостиницы меня вышвырнул, я очутился на улице; знакомых - никого, а главное - гитары моей нет... Попробовал ночевать в каком-то бомбоубежище - там даже диван стоял, - но оттуда меня полиция вышвырнула. И тут кто-то сказал мне, что в Тель-Авиве жизнь и попроще, чем в Холоне, и повеселее. Пошел я пешком в Тель-Авив, нашел там заброшенный дом, где и поселился. В отделении абсорбции, которое, наконец, перестало бастовать, никак не могли отыскать мои документы; "футболили" меня от одной чиновницы к другой - и все. Постепенно я приобрел вид настоящего бомжа. Да и жизнь вел под стать этому образу: бриться перестал, мыться особенно часто тоже не приходилось, одежда испачкалась и обветшала... Я просто погибал. Стал "бухать" - клянчил деньги у прохожих, крутился на рынке... То овощи разгрузишь, то ящики поднесешь - на рынке водка дешевая. Да, я забыл сказать, что в заброшенном доме у меня были соседки - крысы. Представь себе, ночью возвращаешься "домой", а там темно, звери шуршат - как тут не спиться? При этом, периодически меня выгоняли и оттуда. Однажды полицейские увезли меня в тюрьму "Абу - Кабир". Я там все честно рассказал - и получил совет: обратиться к социальному работнику по месту жительства. "Может быть, - говорю, - я у вас тут поживу? Тепло, сытно..." Отвечают: "Не имеем права тебя здесь держать: ты преступления не совершил". В общем, кутерьма эта продолжалась достаточно долго. Однажды я познакомился с ребятами - такими же бомжами. За бутылкой водки рассказал им, кем я был и кем становлюсь. Ребята душевные попались: посочувствовали мне и украли из магазина гитару, разбив ночью витрину. Впервые за три месяца я смог прикоснуться к струнам... Всю ночь я просидел с простенькой гитаркой, пытаясь что-то вспомнить, - это был тот самый сигнал, который заставил меня очнуться. И я начал выходить с гитарой на набережную; ездил играть в Яффо - превратился в обыкновенного уличного музыканта. Вид у меня, прекрасно понимаю, был жалкий, но пить я перестал. Постепенно я стал зарабатывать до ста шекелей в день, привел себя в порядок, купил чистую одежду. Снять квартиру я не мог - устроился в хостель за двадцать шекелей в сутки. Там даже разрешали жить в долг, и к тому же (это было еще важнее) работал душ! Я познакомился с певицей, которая тоже пела на улице - мы стали выступать вдвоем. Короче, я начал выкарабкиваться. В течение семи месяцев я не мог открыть счет в банке, а тут "добил" Министерство абсорбции, мой семейный статус, наконец, определили - и деньги, которые мне полагались с момента приезда, просто на меня посыпались. Я снял квартиру, купил дорогой компьютер, начал работать - ощутил себя человеком.

ДОпускаю, что многие осудят меня за этот откровенный рассказ. Так вот, господа, будьте спокойны: я нашел в себе силы, чтобы подняться здесь, и сегодня себя чувствую прекрасно. Общественное мнение в маленькой стране складывается мгновенно. Многие музыканты, знавшие меня еще в Союзе, услышали про мои злоключения и решили, что Золотарев - законченный человек. Сегодня я им за это очень благодарен: "русский" музыкальный рынок, в свое время, для меня был закрыт, зато в Израиле Судьба свела меня с потрясающим музыкантом - Авнером Рубиным. Образованнейший человек, закончивший Гарвардский университет, попросил меня что-нибудь сыграть, после чего сказал: "Батенька, я двадцать лет живу в Израиле - и не слышал, чтобы так играли на гитаре". Он меня перевез в Герцлию; помог собрать группу учеников - просто чудо - ребята! Я с ними занимаюсь по сей день; подготовил уже не одного гитариста, влил в каждого свою душу и любовь к музыке. Я начал много работать в местных студиях - и обо мне заговорили израильтяне. Кто из "русских" гитаристов сегодня может похвастать, что записал в профессиональной студии фонограммы для Офры Хазы, Шломо Арци и Даны Интернешнл? А я могу... Честное слово, здесь я считаюсь далеко не последним гитаристом. И "русские" обо мне вспомнили: то аранжировку просят сделать, то гитару записать... Выступать постоянно приглашают - грех жаловаться. А сегодня я просто счастлив: выпустил, наконец, новый альбом "Абсорбция и рок-н-ролл". Там все прочувствованно и пропущено через себя - и музыка, и, конечно, аранжировки, и почти все стихи... Я даже сам запел - вот до чего меня довела эта абсорбция! Диск только-только появился - и уже стал популярным. Вчера я наблюдал, как едва знакомые мне люди слушали все песни - с первой до последней - три раза подряд... За каждую свою ноту, сыгранную в этом альбоме, я отвечаю. Это не хвастовство: сегодня я действительно абсолютно уверен в себе как гитарист. Кто хочет со мной посоревноваться - нет проблем, пожалуйста, оставлю свой адрес. Что касается стихов... Наверное, их, все-таки, должен писать профессиональный поэт, но мне крайне необходимо было высказаться самому! Может быть, мои тексты и не вполне совершенны, но они, поверьте, искренни. Да и потом, думаю, что для Израиля вполне актуальны и "Минус в банке", и "Офаким - блюз". А в "Полночном блюзе" я попытался вкратце передать ту самую историю, которую поведал вам на этих страницах.

Сегодня, спустя годы, вновь возвращаясь к творчеству Игоря Золотарёва, слушая его неземную музыку, можно с уверенностью констатировать: он стал звездой потому, что был абсолютно узнаваем, неповторим и самобытен. "Моя гитара – моя жизнь", - всегда повторял Игорь. Надо сказать, что из-за слишком длинных пальцев музыканту было неудобно играть на обычной гитаре. Поэтому для него, по специальному заказу, в США, фирмой Гибсон был сделан особый персональный инструмент. На грифе гитары было выгравировано "Gary Gold".

Друзья музыканты - кременчужане, вспоминая друга, говорят: Игорь Золотарев – гитарист-виртуоз. От других музыкантов его отличало бережное отношение к каждому звуку, штриху, необычайная энергетика, свой неповторимый почерк. В любом исполнении он стремился к отточенности и мастерству. Безукоризненное звукоизвлечение – это то, над чем Игорь работал всегда до конца своих дней.

Музыканты, которые общались и работали с Игорем Золотаревым в Израиле, собрались в Тель- Авивском арт-салоне "Зеленый Енот". Вечер-презентацию книги воспоминаний провели друзья гитариста - Семен Левин - певец, композитор, поэт и знаменитый телеведущий, «вечный одессит» - Ян Левинзон. В память о Золотарёве его произведения исполнили – американский рок-музыкант, друг Игоря - Роджер Ли, Павел Дементьев, Ник Кишиневский, рок-группы "Берн", «Гари Голд бэнд» Нати, Аня Гарбер, Ира Кильфин и другие. Читали стихи Михаил Бельковский и Дмитрий Орлов, актриса театра «Шарабан» Мария Мушкатина и журналист радиостанции «РЭКА» Лиора Ган.

Игорь Золотарев всегда говорил: «Я – кременчужанин! Родился и умру кременчужанином. Там мои корни, там мое всё! И там будут помнить, и слушать мою музыку!»

И так хочется вновь внимать волшебным, чарующим звукам блюз-гитары в руках виртуозного мастера, нашего выдающегося земляка. Увы, теперь уже только в записи.

Вечная тебе память, Игорь!